57642a5c     

Меттер Израиль Моисеевич - Костер



Израиль Моисеевич Меттер
Костер
Грузовик с мебелью подгромыхал к поселковому Дому культуры засветло.
Баянист Толик - мужчина немолодой, но все еще Толик - выпрыгнул из кабины
прямо в сугроб и, заснеженный до колен, взбежал по ступеням.
Промчавшись сквозь пустое фойе, он влетел в кабинет директора. Очки у
Толика запотели, никого не различая в тумане, он крикнул с порога:
- Привез, Анна Григорьевна!.. Водитель психует, надо разгружать...
У Анна Григорьевны шла летучка - обсуждали киномеханика Костю. Дело
это было привычное, Костю в Доме культуры любили и именно потому всякий раз
набрасывались на него с особой охотой, полагая, что, чем яростней обсудят
его, тем получится объективней. Ругать его было приятно, он страдал на
глазах, грыз сигареты, прикуривая одну от другой, кивал головой, мокрел
лицом - товарищи видели, что напрягаются не зря.
Однако тут вломился в кабинет Толик, и Костю тотчас позабыли, бросились
к дверям. Правда Анна Григорьевна посулила ему на ходу: - С тобой еще
разберемся! И он кинулся вслед за всеми.
Персонал Дома уже облепил грузовик. Водитель, выпрошенный у соседнего
совхоза, отвалил борта машины и хмуро курил в стороне, примериваясь, на что
бы остервениться; он даже завел было специальным сволочным тоном:
- У меня резина лысая, рулевые тяги на соплях, я в ремонте стою...
Но Анна Григорьевна сунула ему в просторную лапу подотчетную пятерку, и
водитель захлебнулся. Злая судорога сползла с его лица, он сказал:
- Другой разговор, - и начал помогать разгружаться.
Полсотни стульев для малого зала внесли по цепочке в фойе, они были
свеженькие, остро пахли лаком. С двумя мягкими креслами и сервантом
прокантовались изрядно - они не втискивались во входную дверь, пришлось
отбивать вторую створку. Кладовщик расшиб топором палец и помянул недобрым
матом ремстройконтору. Напрудили холода в фойе, натоптали грязи, но вся
новая мебель была наконец перетаскана сюда.
Здесь оглядели ее, поплюхались в креслах, испытывая их упругость,
отдышались на стульях.
Художник Дома культуры Петя Лобанов подвигал стеклами серванта.
- Теперь, Анна Григорьевна, - сказал Петя Лобанов, - будет у вас в
кабинете интерьер.
Петя не учился на художника, был самоучкой, и классов окончил немного
- семь, но работал по своей специальности давно. В окрестных совхозах его
нарасхват укланивали для нужд наглядной агитации. Он хорошо рисовал на
фанере и на железе перевыполнение планов, натурально изображая рогатый скот,
свиней и кур. В неотложных случаях у него получались с фотокарточек и
знатные люди. Была у него в подвале Дома культуры мастерская, тут он писал
афиши для танцев и кино. Жил Петя Лобанов в полном достатке, даже покупал
книги в уцененке и знал кое-какие слова по искусству с приблизительным
смыслом. В Доме культуры Петя держался особняком, отчаянно ревнуя свою жену,
бухгалтера Галю. Хотя она и соблюдала ему верность по всем статьям, но,
будучи приветливой, производила ненужное впечатление. За это впечатление
Петя и тиранил ее своей ревностью.
Сгрудив в фойе привезенную мебель и передохнув на ней, сотрудники
доделали работу до конца: вынесли из директорского кабинета старомодный
буфет, поношенные кресла и втащили туда обновку.
Когда зажгли полный верхний свет и настольную лампу, все ахнули от
распахнувшейся перед ними красоты. Художник сказал:
- Сюда бы еще трюмо, Анна Григорьевна, и получится у вас замечательный
тет-а-тет.
Кладовщик же Федор Терентьевич сформулировал гораздо точнее:
- С новосельем б



Содержание раздела